Книга Зиска. Загадка злобной души - Мария Корелли

– Леди Фалкворд весьма восхищена принцессой, я полагаю? – сказал последний бездельник, который прежде молчал.

– Ох, так и есть! – и лорд Фалкворд оживился, выказав некий слабый прилив энергии. – А кто бы ею не восхищался? Во имя Юпитера! Только я вам вот что скажу: есть нечто странное в её глазах. Факт! Мне не нравятся её глаза.

– Заткнись, Фалк! У неё прекрасные глаза! – истово прыснул Кортни, затем, вдруг вспыхнув, он закусил губу и замолчал.

– У кого это прекрасные глаза? – внезапно спросил тихий, грубоватый голос, и низкорослый худой джентльмен, одетый в какое-то подобие студенческого платья и кепку, появился на сцене.

– Алло! это же наш F.R.S.A3! – вскричал лорд Фалкворд. – Во имя Юпитера! Это вы сами себе такой костюмчик придумали на сегодня? Выглядит чертовски умно, знаете ли!

Таким образом отрекомендованный персонаж снял свои очки и оглядел товарищей с очень довольным видом. По правде, доктор Максвелл Дин имел определённые причины для самодовольства, если только сознание того, что он обладает одним из лучших умов Европы, может стать поводом для гордости у мужчины. Он был, очевидно, единственным человеком в «Джезире Палас», который прибыл в Египет с некой серьёзной целью. Цель у него имелась, однако в чём она состояла, он никому не удосуживался объяснить. Немногословный, часто резкий и порой загадочный в своей манере общения, он не подавал ни малейшего сомнения в том, что над чем-то работал и что он также имел привычку очень пытливо исследовать каждый предмет, и незначительный и важный, который попадал в поле его внимания. Он изучил коренных жителей так подробно, что знал каждый оттенок их кожи; он изучил сера Четвинда Лайла и понял, что тот при случае брал взятки за то, чтобы «всё уладить на бумаге»; он изучил Мюриэл и Долли Четвинд Лайл и предвидел, что они никогда не добьются замужества; он изучил леди Фалкворд и счёл её прекрасно сохранившейся в её шестьдесят лет; он изучил Росса Кортни и понял, что тот до конца жизни будет только убивать животных и больше ничего; и он изучил работу отеля «Джезире Палас» и оценил значительные прибыли, которые с него получали собственники. Но отдельно от всех этих простых поверхностных вещей он изучал и другие вопросы – «оккультные» особенности характера, «случайности», странные происшествия в целом. Он прекрасно читал египетские иероглифы и видел разницу между «королевским картушем» со скарабеем и таким же, но изготовленным в Бирмингеме. Он никогда не скучал, у него была куча работы, и он брался за каждое возникающее дело в порядке очереди. Даже костюмированный бал, для которого он теперь нарядился, не представлялся ему «скукой», но ещё одним источником информации, который откроет ему свежий взгляд на представителей homo в свете состояния эксцентриситета.

– Я думаю, – говорил он теперь, – что кепка и одеяние выглядят неплохо для человека моего возраста. Это простой наряд, но весёлый, удобный и не пошлый. Я вначале подумывал о том, чтобы надеть облачение древнеегипетского жреца, но нашёл слишком сложным отыскать полный комплект. Я бы никогда не надел костюма, который бы не соответствовал досконально историческому прототипу.

Никто не улыбнулся. Никто бы не посмел ухмыляться доктору Максвеллу Дину, когда он говорил об «исторических соответствиях». Он изучил их подобно тому, как изучал всё остальное, и знал о них всё.

Сер Четвинд пробормотал:

– Весьма верно – эээ – древние образы были очень замысловатыми…

– И символичными, – закончил доктор Дин. – Символичными в весьма любопытном плане, уверяю вас. Но я боюсь, что прервал ваш разговор. Мистер Кортни говорил о чьих-то прекрасных глазах; кто же эта загадочная красавица?

– Принцесса Зиска, – сказал лорд Фалкворд. – Я говорил, что мне не слишком по душе выражение её глаз.

– Почему же? Почему же? – спросил доктор с неожиданным интересом. – Что с ними не так?

– Всё дело вот в чём, – ответил Росс Кортни с натянутым смехом: – они слишком очаровательные и дикие для Фалкворда, ему больше нравятся английские бледно-голубые, чем египетские чёрные, как у газели.

– Нет, не нравятся, – сказал лорд Фалкворд, говоря более оживлённо, чем обычно. – Я ненавижу бледно-голубые глаза. Предпочитаю мягкие фиолетово-серые, как у мисс Мюррей.

– Мисс Хелен Мюррей – весьма очаровательная молодая леди, – сказал доктор Дин, – но её красота вполне ординарного типа, в то время как у принцессы Зиска…

– Она экстраординарная – точно! Это именно то, о чём я и говорю! – заявил Кортни. – Думаю, она прекраснейшая женщина из всех виденных мною.

Наступило молчание, во время которого доктор переводил взгляд любопытного хорька с одного мужчины на другого. Сер Четвинд Лайл тяжеловесно поднялся из глубин своего кресла.

– Я думаю, – сказал он, – что мне бы лучше пойти переодеться в мою униформу – Виндзора, знаете ли! Я всегда вожу её с собой, куда бы ни ехал; она удачно пригождается мне на причудливых балах вроде этого сегодняшнего, когда костюм не отмечен какой-то определённой эпохой. Не о том ли это времени, к которому все мы принадлежим?

– Судя по моей жизни, думаю да! – согласился лорд Фалкворд. – Я появлюсь в костюме неаполитанского рыбака! Не думаю, что неаполитанские рыбаки когда-то одевались так, как я сегодня, но это общепринятый сценический образ, знаете ли!

– Ах! смею заметить, вы в нём выглядите прекрасно, – пробормотал Росс Кортни неразборчиво. – Алло! а вот и Дензил Мюррей!

Все они инстинктивно повернулись в сторону входа к красивому молодому человеку, одетому в живописный наряд, который носила флорентийская знать во времена процветающего царствования Медичи. Этот костюм восхитительно соответствовал своему хозяину, который, имея серьёзное, почти суровое выражение лица, нуждался в ярких бриллиантах и в лоске бархата и сатина, чтобы подчеркнуть классические черты его прекрасной головы и усилить блеск его задумчивых, мрачно-пылких глаз. Дензил Мюррей был чистокровным горцем: прямые брови, строгие губы, прямой, бесстрашный взгляд – всё выказывало в нём сына коронованных вереском гор и потомка гордых рас, которые презирали «sassenach»4 и сохранили достаточно того пыла их ранних финикийских предков, чтобы быть способными на крайнюю ненависть и на крайнюю любовь в самых сильных её проявлениях. Он медленно двигался к группе мужчин, ожидавших его приближения, с видом скрытого высокомерия; быть может, он осознавал свою красоту, но было равным образом очевидно, что он не желал становиться объектом дерзких замечаний. Его друзья молча это заметили, и только лорд Фалкворд, движимый добродушным порывом восхищения, отважился прокомментировать его вид.

– Я скажу, Дензил, что вы чертовски хорошо выглядите! Чертовски! Великолепно!

Дензил Мюррей кивнул с несколько усталым и насмешливым видом.